Этидорпа
 

Глава 23

Я спрашиваю учёных. Эфир Аристотеля


Прошли дни и недели. Когда представилась возможность, я проконсультировался у доктора У.Б.Чапмена, аптекаря, изучающего науку, касающуюся природы света и земли, который в свою очередь посоветовал мне обратиться к профессору Даниэлю Воону. В ответ на мой вопрос в отношении гравитации, этот знающий человек заявил, что существует многое из того, что человек хотел бы понять об этой мощной силе, которая всё же могла быть объяснена, но ещё никогда не стала известной смертному человеку.

"Корреляция силы, - сказал он - стала заметно знакомой, и её изучал старательный научный писатель по имени Джоуль в своих статьях, появившихся между 1843 и 1850 годами. Он последовал за другими, которые увлекались экспериментами и теоретизированием. Можно добавить, что в этом предмете Джоулю предшествовал Майер. Это подразделение научного знания только сейчас возбуждает к себе необычный интерес учёных, а Ваши вопросы охватывают предметы, связанные с некоторыми фазами феномена. Мы считаем, что свет, тепло и электричество взаимообратимы. Фактически перед нами недавно открылись доказательства, показывающие, что такое имеет место. Эти посредники или проявления, известные теперь, настолько соотносимы друг к другу, что когда бы не исчезло одно, другие сразу же появляются. Изучите прекрасные опыты и выдающиеся исследования  в этих направлениях господина Уильяма Томпсона".

"И что же такое гравитация?" - спросил я, наблюдая, что профессор Воон пренебрёг включить гравитацию в число своих многочисленных пронумерованных сил, вспомнив, что сила гравитации более близко связана с историей моего посетителя, чем, возможно, с другими, за исключением загадочного свечения в центре Земли.

"Мы более невежественны в той силе, чем в остальных  - ответил он - Она воздействует на земные и небесные тела, притягивая материальную субстанцию или придавливая к земле. Она также удерживает, как мы верим, Землю и другие тела в определённом положении на небосклоне, устанавливая, таким образом, планетарное равновесие. По-видимому, гравитация не вытекает из внешней силы или запасного резервуара и не поддерживается ими, но является подлинной сущностью, характеристикой материи, понижающейся в интенсивности в соотношении квадрата увеличивающейся дистанции, поскольку тела отдаляются друг от друга или от земной поверхности. Однако при излучении, гравитация не исчезает от тел и не нуждается в дополнении извне, насколько нам известно. Её можно было бы сравнить с эластической лентой, но не существует переходной осязаемой субстанции для влияния на тела, на которые она воздействует, и она пребывает в неумирающем напряжении, непохожая на все эластичные материальные субстанции, известные науке. Она не теряет и не приобретает энергию со временем. В противоположность сцеплению или химическому сродству она использует своё влияние на тела, с которыми не находится в соприкосновении, и не обладает материальной связью. Это создаёт необходимость чисто причудливого объяснения в отношении посредника, руководящего подобными влияниями, вынося на свет существования нелогический гипотетический пятый эфир, на который обратил своё внимание Аристотель".

"Что же такое эфир?" - вопрошал я.

"Это необходимость в науке, но не осязаемая, не демонстрируемая, неведомая и полностью теоретическая. Признано учёными, что он является жидкостью. Потому что человеческая теория не может постигнуть такую субстанцию, или объяснить, как субстанция способна воздействовать на отдельное тело до тех пор, пока не появится посредник, чтобы передать силовые отпечатки. Отсюда к материальным субстанциям Аристотель добавил (или, по меньшей мере, сделал заметным) умозрительный эфир, который, как он предполагал, пронизывает всё пространство, а также все материальные тела, чтобы можно было объяснить причину прохода тепла и света к солнцу и от солнца, звёзд и планет".

"Объясните подробнее"- попросил я.

"Чтобы осознать такую сущность, мы должны представить материю, более мимолётную, чем любой из известных газов, даже в своём самом рассеянном положении. Он должен сочетать плотность самого совершенного проводника тепла (достигающего любое известное в этом смысле  тело до бесконечной степени) с прозрачностью абсолютного вакуума. Он не должен создавать никакого трения при контакте с любой субстанцией, но обладать притяжением материи. Он не должен иметь какой-либо вес (и тем не менее переносить силу, порождающую вес), не реагировать на воздействие какого-либо химического посредника, или быть обозреваем через любой оптический инструмент. Он должен быть невидим, и всё же переносить силу, порождающую ощущение зрения. Он должен быть такого характера, который не может, согласно нашей философии, воздействовать на частицы земных субстанций при проникновении в них без контакта и трения. И, тем не менее, что является научной несообразностью, он должен действовать именно с такой готовностью на физические тела, чтобы привлечь к материальному глазу ощущение зрения. От Солнца до созданий на далёких планетах он должен нести тепловую силу, дающую, таким образом, импульс к ощущению зрения. Даже не имея ощутимого контакта с ним, через этот посредник должны перемещаться миры, а планетарные системы вращаться, разрезая и проникая его в каждом направлении без потери импульса движения. И всё-таки, как я сказал, этот эфир должен находиться в таком близком соприкосновении, чтобы передавать им эссенцию, нагревающую вселенную, освещающую  её, и которая должна обеспечивать силы притяжения, удерживающие звездные миры в определённом положении. Ничего не имея в себе, насколько могут показывать ощущения человека, космический эфир должен быть более плотным, чем иридиум, более мобильным, чем любая известная жидкость, и сильнее, чем самая превосходная сталь".

"Я не могу представить себе такую сущность"- ответил я.

"Нет. Ни один не может, ибо теория иррациональна и может быть поддержана посредством сравнения с законами, известными человеку, но несмотря ни на что, концепция является элементарной необходимостью при научном изучении. Может ли человек посредством любой рациональной теории соединить вакуум и субстанцию и создать следствие, которое будет ни материей, ни пустотой, ни нечто, ни ничто, и всё же таким, что интенсифицирует всё, являясь более разряжённым, чем самый совершенный из известных вакуумов, и быть лучшим проводником, чем самый плотный металл? Это мы и делаем, когда пытаемся описать всепроникающий эфир пространства и объяснить его влияние на материю. Ввиду недостатка в теории причин, этот гипотетический эфир, является настолько же верховенствующим в сегодняшней философии, насколько и в прошлые времена. Там он являлся в качестве алкахеста талантливого старого алхимика Ван Хельмонта - универсальным духом, существующим в представлении, и в то же время не существующим в восприятии, о котором сегодняшняя наука знает так же плохо, как её теоретический распространитель - Аристотель. Мы - те, кто гордится нашей точной наукой, улыбаемся над некоторыми утверждениями Аристотеля в других направлениях, ибо наука их опровергла. И всё же необходимость заставляет принять это нелогическое рассуждение об эфире, что возможно является  самой безрассудной из всех теорий. Разве этот греческий философ также серьезно не утверждал, что лев имеет только один позвонок в своей шее, а дыхание человека входит в сердце? Что тыльная сторона головы пустая, и что человек имеет не более восьми рёбер?"

"Должно быть, Аристотель был легкомысленным наблюдателем"- сказал я.

"Да, - ответил он - так представляется. И нынешняя наука основывает свои учения в отношении хода всех сил от планеты к планете, от солнца к солнцу по тому велению, что я процитировал, не более обоснованному при проведённом опыте".

"А мне посоветовали обратиться к Вам, как к добросовестному научному наставнику,- сказал я - почему же Вы говорите так несерьезно?"

"Я достаточно хорошо сведущ в том, что мы называем наукой, чтобы не бояться пострадать оттого, что говорю правду, а Вы задали прямой вопрос. Если Ваши вопросы поведут Вас дальше в направлении изучения сил, сразу же признайте, что о присущем силе внутреннем устройстве не известно ничего. Тепло, свет, магнетизм, электричество, гальванизм (до нынешнего времени известный под именем "невесомые тела") теперь считаются разновидностями силы. Но, по моему мнению, придёт время, когда они будут известны, как волнения".

"Волнения чего?"

"Я точно не знаю, но чего-то такого, что лежит за всем, или того, что всё создаёт, но всё ещё является непознанной сущностью для людей".

"Проясните мне то, что Вы имеете в виду".

"По-видимому, - отозвался он - это невозможно, я не могу найти слов для выражения. Я не верю, что силы, известные в качестве невесомых тел, являются тем, что современные физики определяют ими. Мне заманчиво сказать, что, по-моему, силы являются расстроенными проявлениями чего-то такого, с чем мы не знакомы, и что, тем не менее, пронизывает нас и во что мы погружены. Возможно, эфира Аристотеля. Мне кажется, что позади всех материальных субстанций, включая силы, существует неизвестный дух, который при определённом воздействии может быть раздражён до степени проявления, показывающего нрав того, что мы называем силой. От этого духа поднимаются силовые проявления (волны или волнения), и всё же они снова могут стать мимолётными и покоиться в своём поглощающем единстве. Выходя из тихого озера, вода течёт по мягкому склону в пульсациях или тихих волнообразных движениях, с музыкальным смехом по крутизне, в штормовых тонах, через обрыв, чтобы затихнуть в другом озере. Всегда вода, в разных фазах, (может пробудить наше восприятие к пульсации вселенной и снова уйти на покой), и всё еще быть водой".

Он задумался.

"Продолжайте же"- сказал я.

"Временами я осмеливаюсь мечтать о том, что гравитация может быть резервуаром, сохраняющим  энергию всех мировых сил, и что-то, что мы называем разновидностями силы, является непосредственно условиями, пульсациями, переходами и каскадами в гравитации".

"Продолжайте" - с жаром сказал я, как только он заколебался.

Он потряс головой.

Глава 22 Оглавление Глава 24