Глава 24

Монолог профессора Даниэля Воона. "Гравитация есть начало и конец: все земные тела на коленях перед нею"

"Пожалуйста, продолжайте, я необычайно заинтересован. Я бы хотел сказать Вам о причинах моего желания, но не могу этого сделать. Прошу Вас продолжить".

"Должен добавить, - продолжил профессор Воон, игнорируя  мои замечания - что мы установили правила измерения силы гравитации и заметили уменьшение силы притяжения при оставлении поверхности планет. У нас есть сравнительные данные веса Земли и планет, и мы имеем основание верить, что силовое выражение гравитации достигает максимума в направлении одной шестой части расстояния к центру земли, затем наступает уменьшение до тех пор, пока возле самого центра планеты материя не имеет веса. В совокупности с тем, о чём я недавно сказал, это почти всё, что мы знаем, или думаем, что знаем о гравитации. Гравитация есть начало и конец, все земные тела на коленях перед нею. Я не могу вообразить запредельное и всё-таки гравитация...- рассуждал этот восхищенный философ - может быть проявлением..."

Снова он задумался, подперев свою косматую голову руками, совершенно забыв о моём существовании. Я осознал, что его сознание отвлеклось, и он погрузился в загадки научной необъятности. Мог ли он снова говорить? Я даже и не думал о том, чтобы нарушить его мечтания, и тишина продлилась несколько минут. Затем он медленно, мягко и благоговейно пробормотал:

"Гравитация, гравитация, ты как будто единое, постоянное, вечно присутствующее на Земле выражение Всемогущества. Тепло и свет приходят и уходят, как испарения воды конденсируются в дождь и рассеиваются в пар для возвращения в атмосферу снова. Электричество и магнетизм появляются и исчезают. Подобно летним штормам, они перемещаются в разнообразных каналах  и даже возвращаются и летят от контакта с другими телами, им, по-видимому, запрещено появляться. Но ты, гравитация, вечно присутствующая и всемогущественная. Ты  самое созидающее движение и всё же самое поддерживающее равновесие всех вещей, мировых и небесных. Попытка вообразить тело без твоей потенции была бы крахом и смертью всей материальной вселенной. О! Гравитация, твой голос - из Запределья, и другие силы - это лишь эхо твоё - робкие отражения, которые начинают колебаться, чтобы жить и умереть в пространственных кавернах Вселенной, в то время как ты верховенствуешь над всем!"

Он склонил голову, и его округлые плечи опустились ещё ниже, он неосознанно поглаживал рукой локоны своей мохнатой головы и как бы совещался с близким Существом, которого другие видеть не могли.

"Голос оттуда, - повторил он - из Запределья нашей сферы. Поймает ли лёгкие отзвуки тонкий слух будущих учёных? Смогут ли более яркие мысли одарённых людей при таких достижениях, которые им может принести будущее, общаться с существами, заселяющими необъятность пространств, исчезающих перед твоим вездесущим духом? Ибо с тобой, кто удерживает пространство, космос не является космосом, и нет слова, выражающего время. Разве не твой голос несёт историю прошлого, а из прошлого - в настоящее, для которого нет будущего? Все условности времени становятся едиными в тебе, а сущность единая всё покрывает и соединяет. Не ты ли подаёшь голос, гравитация Солнца и вселенная Солнца, повествуя  о  том, что вокруг нас может быть лишь пустыми точками в глубинах всепроникающей сущности. В ней даже ты сама существуешь мимолётным эхом, связанная с чудными субстанциями, предназначенными постепенно исчезнуть за границами межзвёздной шири, где волнения исчезают, а материя и гравитация вместе умирают, где всё чисто, прозрачно, мирно и темно? Гравитация, гравитация, неувядающая гравитация... Ты, по-видимому, являешься вечно проникающей, неизменной, но в то же время движущим духом космоса суровых тайн. Ты есть сейчас в непостижимых проявлениях сил. Ты – беседующая с немым человечеством иных вселенных, солнц и вихрей солнц, приносящая приливы из солнечных планет или даже бесконечно далёких звездных туманностей, молчаливых недостижимых галактик, разбрасывающая перед взорами земных смертных в каждое мгновение свежие волны издалека, которые мы по своему невежеству не можем читать.  Разве не могут попытаться общаться с нами, посредством тонкой вечно живущей сущности, существа, возможно, сходные с нами, но стоящие выше по шкале разума, кто населяет некоторые из планет около нас? И разве не могут их усилия по установлению контакта провалиться из-за нашего невежества в языке, который они применяют? Не являются ли свет, тепло, электричество и магнетизм упорно действующими и колеблющимися посредниками твоего неизменного существования и не возможно ли это в дальнейшем?"

Его голос постепенно понизился и теперь стал неслышным, он явно не замечал моего присутствия и ушёл далеко за пределы самого себя, он потерялся в небесных материях и отвлечённо продолжал неразборчиво бормотать про себя. Погладив свои волосы, он взял свою сильно изношенную войлочную шляпу, неуклюже водрузил её на свою мохнатую голову и вскоре выбрался прочь из дома, даже не попрощавшись со мной. Изогнутая форма, преждевременно надломленная лишениями, дикая, неостриженная, типично страдающая и пренебрежительная впечатлила меня тем, что в его человеческой жизни - сущность, бессмертный разум забыл о материальной части человека. Физическая половина человека, даже его собственного бытия, по оценке Даниэля Воона, была бременем, недостойным серьезного внимания, его дух сообщался с чистой природой, и наукой для него было изучение великого Запредельного.

(Господин Друри не заявлял о том, что записывал замечания профессора Воона слово в слово, но стремился дать суть. Язык его безошибочен, а подбор слов прекрасен, его монолог впечатляет несказанно. Возможно, что Друри передал смысл неправильно, или, чаще чем один раз, развил его при помощи великого ума терпеливого человека. Профессор Воон подходил для  положения высочайшего уважения научного олимпа, но пренебрегаемый людьми, гордый как король, он безропотно сносил самые горькие лишения и одиноко страдал, пока в конечном итоге не умер от голодной смерти и от пренебрежения в городе, усыновившем его. Некоторые в процветающем Цинцинатти готовы кричать: "Стыд! Стыд!", другие считают, чего они не смогли дать Даниэлю Воону. После появления первого издания "Этидорпы" нижеподписавшийся познал тщетность попытки послужить интересам этого странного человека. Профессор ничего не просил, и, зная о своих способностях,  если не смог добиться положения, дающего возможность зарабатывать на жизнь, он предпочёл умереть от голода. Было сказано, что единственная горечь его натуры обернулась против тех, кто, по его мнению, не дал ему работу, дающую средства для жизни научным работникам, ибо он хорошо знал, что его интеллект заслужил для него такое право в Цинцинатти. Будет ли дух этого великого человека - талантливого Даниэля Воона - носить зло против города, в котором никто из тех, кто его знал, не будет отрицать, что он погиб от холода и лишений? Не увековечено ли в бронзовом бюсте то, что одеяния его изношены и потрёпаны, фигура опущена, щеки впалые, а в глазах горькое выражение пустого желудка? Этот бюст скромно покоится в публичной библиотеке, которую он так любил, и в которой он так безропотно страдал и мужественно умер от голода. Д.Ллойд)

Я использовал первую возможность, которая представилась, чтобы прочитать работы, рекомендованные профессором Воон.  Я еще не раз его видел и беседовал с ним. Однако он не ручался в отношении возможного существования иных сил, чем те, с которыми мы знакомы. Когда я выспрашивал у него о возможностях изучения неясных силовых проявлений, он отказывался выражать своё отношение по данному вопросу. На самом деле я догадывался, что он верил в такую вероятность или, по крайней мере, не считал невозможностью то, что при более близком ознакомлении с условиями материи и энергии могло быть фамильным предметом будущих научных сотрудников. Наконец, я сдался, убеждённый в том, что смогу добыть всю информацию от других людей. Их ответы были внушёнными и положительными, исходили главным образом от невежества и самомнения, а информация была недостаточна для того, чтобы удовлетворить моё понимание или завладеть моим вниманием. После того, как я выслушал Воона, все остальные голоса показались пустыми.

Так, я занялся своими дневными заботами и ждал обещанного возвращения моего интересного, хотя и загадочного друга, чье подземное пребывание было, возможно, получением ценности огромного потенциала для науки и человека.