Глава 40

Дальнейшее искушение. - Этидорпа

Затем, когда голос мой отразился от дальних уголков, я уловил издалека музыкальный звук. Я поднял голову и слушал - да, конечно, где-то там была слышна музыка. Мелодия становилась хорошо различимой, и вскоре мои чувства воспринимали комбинированную вокальную и инструментальную музыку. Исходящие мелодии были приятны и прекрасны. Голоса и аккомпанирующие звуки приближались, но я не мог различить слова. Постепенно из проходов пещеры появились на вид множества женских форм. Они были облачены в одеяния, варьирующиеся оттенками от чисто белого до насыщенных тонов, странным образом контрастируя, и на расстоянии их радужное сияние создавало восхитительное зрелище. На некоторых были одеты короткие мантии, такие, как по моему представлению носили танцующие девушки древней истории, на других же были накидки какого-то одного яркого цвета, а у кого-то все цвета перемежались, в то время как у других были одеяния из марлеподобной материи чистого белого цвета.

Выстроившись в ряд в пещере, и приблизившись ко мне, они разбились на группы. Тогда же, появляясь и исчезая, они представили первую фигуру, а затем следующую. Временами вытягивались вокруг помещения в большие круговые ряды, а потом снова формировали квадраты и геометрические фигуры всех оттенков и форм, но я видел, что при каждой перемене они передвигались ближе к камню, на котором я восседал.

Теперь они находились так близко, что можно было различить их черты, и никогда прежде я не видел такую красоту в человеческом обрамлении. Каждое лицо было так же совершенно, как и картина художника мастера "Мадонна", хотя казалось, что не было двух одинаковых типов красоты. Одни имели смуглый цвет лица с глянцевыми волосами, другие были белокурыми, с волосами от светло-русого до золотого цветов. Форма головного убора была, как правило, простейшей. Окрашенная лента или обрамляющий голову шнур связывали волосы с подобающей грацией, и их шёлковые локоны были заплетены в косы или скручены в завитки, свободно свисали, ниспадая волнообразно на плечи. Кто-то держал странные музыкальные инструменты, у кого-то были красивые палочки, а все вместе они производили сценический эффект редкой красоты, которую не превзойти в самой экстравагантной мечте о мире грёз. Так случилось, что я снова оказался в  центре толпы, но не отталкивающих уродов, а удивительно прекрасных существ. Они отличались от предыдущих так же, как свет отличается от тьмы.

Мог бы хоть кто-нибудь по памяти моего прошлого опыта предсказать такое зрелище? Никогда раньше я не видел женщин, подобных этим, никогда раньше у меня не было и намёка на то, что столь нежный пол мог существовать в этих пустынных помещениях. От ужасных обликов и страшных воплей прошлых обитателей картина теперь сменилась на восприятие прекрасного и артистического, которое мог бы развить в непомерной мечте о высшей сказочной земле поэтический дух. Я взглянул наверх - большое помещение было покрыто сверкающими цветами, голые скалы исчезли, свод обширной арки, достигающей неизмеримой высоты, был украшен во все цвета радуги. Флаги и серпантины развевались на ветру, который также шевелил одеяния ангельского скопления около меня, которое я не мог ощущать. Профили чарующих лиц пронизывали мерцающее пространство. Я был единственным наблюдателем, но не участником радости.

Передвижения фигур, подобных серафимам, продолжались, бесчисленные формы и очертания следовали друг за другом без конца, и неописуемая музыка сопровождала поэзию движения. Я был поглощён этим. Прошлое исчезло, мой прошлый ум был вычеркнут из жизни, мир исчез, я стал дрожать от радости и ощущения абсолютного блаженства.

Группа духов или прекрасных форм подошла к камню у моих ног, но я не знал, сколько времени они затратили на все эти действия. Могла пройти секунда, а может быть и вечность. Да меня это и не волновало. Один момент подобного существования, которое я испытывал, казался достойным века любого другого удовольствия.

Покружившись вокруг меня, эти эфирные создания приостановили своё движение, и когда прекратилась музыка, я стоял над ними и всё же среди них и взирал в безграничное пространство, такое же прекрасное во всей своей протяжённости, как и окружающее меня. Каверна исчезла совсем, и в глубинах вокруг меня, насколько мог достигать взгляд, казалось во всю небесную ширь, я видел восхитительные формы, которые так несовершенно описывал.

Вскоре небольшая группа из толпы легко прыгнула на каменную террасу, где я стоял, и стала петь и танцевать вокруг меня. Насколько может описать воображение, каждое движение было совершенно, каждый звук был концентрированным экстрактом мелодии. Группа удалилась, чтобы уступить место другой, которая в свою очередь дала место следующей и так далее до тех пор, пока пространство не потеряло измерение, а время исчезло, и числа перестали быть числами.

Не было двух групп танцующих, одетых одинаково, песня была не похожа одна на другую, хотя все они были невообразимо чарующими. Первая группа мне показалась совершенной, а вторая была лучшей, и каждая последующая пела всё более сладостные песни и была более прекрасной и в более богатом убранстве, чем предыдущие. Я стал обволакиваться эстетической атмосферой. Казалось, дух мой освободился от тела, он явно находился в состоянии выхода из смертного тела. Внезапно музыка прекратилась, и фигуры стали пассивными, каждая форма стояла грациозно и прямо, заглядывая мне в глаза. По мере того, как я смотрел на эти лучезарные создания, каждое последующее лицо казалось более прекрасным, а каждая форма - более прелестной предыдущих.

Затем я заметил вдалеке, что фаланга разделилась, сформировав два подразделения, отделённые друг от друга широким проходом, простирающимся от подножия до бескрайних просторов, а внизу этого прохода я узрел одинокую фигуру, приближавшуюся ко мне.

Когда она подошла ко мне, фаланга сомкнулась позади неё. А когда, наконец, она достигла камня, на котором я стоял, то ступила или вознеслась на мою сторону, и фаланга сзади неё сдвинулась и снова стала завершённой.

"Моё имя - Этидорпа (Etidorhpa). Во мне ты зришь дух, который поднимает человека и покоряет самые насильственные страсти. В истории в далёкие времена, известные как легендарная мифология, правила я миром и благословляла его. Забери от меня власть над человеком и зверем - и тогда исчезнут небеса и райское очарование погибнет. Я не знаю учителя. Вселенная преклоняется перед моей властью, влюблённые солнца и звёзды пульсируют и дрожат в пространстве, целуя друг друга в волнах света. Атомы объединяются и сцепляются, неодушевлённые структуры привлекают и объединяются с неодушевлёнными структурами. Тела, мёртвые для одних благородных страстей, не мертвы для любви. Дикая бестия при моём очаровании заползает медленно в свою нору и нежно мурлычет над своим отпрыском. Даже человек становится менее насильственным, он убирает своё оружие и скрывает свою ненависть, когда я успокаиваю его страсти в доме его, за исключением любви.

Меня знавали под многими именами и многие люди утешились. Пронзи имя моё в анналах времени - и возлюбленные дочери Зевса и Диона исчезнут, а с ними и грация, красота женщины. Было бы утеряно внимание пенистого ребёнка Кипрского моря, а Венера - богиня любви не занимала бы места в песне. Сама Любовь, как божественное понимание поэта, как человеческое высочайшее представление о самых чарующих небесах, были бы погребены с лавром и розой. Моё имя - Этидорпа, истолкуй его правильно, и у тебя будет то, что для человечества есть сущность любви, матерь всего облагороженного. Тот, кто любит жену, поклоняется мне, а та, кто в свою очередь создаёт счастливый домашний очаг, близка мне. Я - Этидорпа, начало и конец Земли. Узри же во мне антитезу зависти, противоположность злобе, врага печали, хозяйку жизни, королеву блаженства бессмертия".

"Знаешь ли ты, - продолжала она мягким и сладостным голосом, несущим приятное ощущение неописуемой правдивости - знаешь ли ты, что человеческое представление о небесах водружает меня, Этидорпу, на трон высочайший? Очарование девственницы я сочетаю с преданностью жены и божественностью матери. Отними у человека сокровища, которые я воплощаю, и он будет бездомным, беспризорным и лишённым любви. Тогда мыслью о небесах будет нечто наподобие мрачного представления угрюмой банальности. Жизнь в таких небесах, лишённых любви - и об этом учит Писание - есть бесконечная мука.

Любовь, - каким бы именем она не обозначалась - правит миром. Лиши холодного человека науки того, что привязывает его к жизни мысли - и труд его закончится. Отдели мастера музыки от аккорда, который соединяет его душу с голосом - и песни его утихнут. Умертви ощущение любви, с которым художник несёт своё искусство, и поскольку исчезнет дух, стоявший за его мыслесценой - касание его станет холодным, а кисть невыразительной. Солдат думает о доме и своей стране и без ропота проливает кровь свою.

И всё же существуют понижающие состояния любви, ведь любовь к стране строит нацию, так же как любовь к грабежам может разрушить её. В человеческой жизни любовь к божественному и прекрасному противоположна унизительной и порочной любви, и я, Этидорпа, есть высочайшая любовь человека. Как одна и та же сила связывает молекулы розы, фиалки и ядовитых наркотиков, так одна и та же душа с её представлением может служить любви во имя добра и любви во имя зла. Любовь может руководить тираном и побуждать святого. Она может заставить человека пытать ближнего своего или стремиться облегчить его боль.

Поэтому пристрастие человека служить своему божественному или злой страсти каждый может назвать ступенью любви, и служением такой страсти любовь одного сердца может проявиться как противоположность любви другого. Как для одного человека вкус горечи более приятен сладости, а кислота - более предпочтительнее других, так для другого любовь к прекрасному лучше другой любви. Один радуется уродливому, а другому доставляет радость видеть страдания своего соседа. Та фаза любви среди всех, которая облагораживает, приносит человечеству величайшую степень блаженства и утешения. Но та же любовь, которая унижает, есть любовь вопреки, какое бы название  не имели выражающие её страсти. Любовь правит миром и она близка самой напряжённой и божественной любви человека, и я, Этидорпа, есть душа Высшей Любви ". Она колебалась.

"Продолжай".

"Я уже сказала и, сказав это, выразила истину, что пришла я с той стороны пустой оболочки материального золота и серебра, которая является пониманием небес. Иди же со мной, и в доме моём найдёшь ты верность человеческой души, коридоры небесного здания, обогащённого драгоценными камнями и тонкими металлами. Но то, чему не хватает моих улыбок и граций, опустошено. Золотому тельцу больше не поклоняются, паутина неподвижных гирлянд и пыли самостных мыслей искажена, чёрная и сухая, подобно саже огней сатаны, которая на ней осела, подобно пыли античных саркофагов, покоящейся без волнения. Помести на одну сторону небеса, которые восхваляют скряги, охваченные золотой лихорадкой, а на другую - Этидорпу и сокровища, идущие со мной к мужчине и женщине (ибо без меня ни жена, ни отец, ни дитя не могут существовать) - и от всех других небес отвернётся человечество. Благороднейший дар Неба человечеству есть высочайшее ощущение любви, и я, Этидорпа - душа любви".

Она прекратила говорить, и как только я посмотрел на форму рядом со мной, так сразу же забылся в оцепенении.

Разбейте цвета радуги на единичные оттенки, обладающие атрибутами всех остальных, помножьте эту сущность на беспредельность - и у вас будет меньше насыщенности, чем та, которая была в каждом из комбинированных цветов, явленных отделкой её одеяния. Осветлите  в тысячу раз нежность пухового одеяла, удерживая всё же ощущение его субстанции, и вы не воспримете мягкость того газового материала, который украшал её простые переливчатые одежды. Соберите оттенки, разбросанные множеством сияющих ангелов, а затем обсыпьте этот конечный цвет звёздной пылью и покрасьте им одеяние более яркое, чем сатин, и у вас будет меньше красоты, чем та, которую выражало скромное платье, облегающее эту фигуру. Соберите аромат духа дикой розы и добавьте его к душе серой амбры и квинтэссенции экстракта ароматов Востока, и всё же вы не получите того восхитительного благоухания, которое пронизывало всё моё существо, когда она приблизилась. Она стояла передо мной стройная, гибкая, симметричная и излучающая. Её волосы были более прекрасны, чем это можно описать пером: они были бесцветны, потому что изобразить их известными смертным цветами невозможно. Лицо её излучало всю красоту тех, кто ей предшествовал. Она не могла быть прекрасной, ибо ни одно представление о красоте не может приблизиться к её красоте. Она не была духом, и, безусловно, материальное вещество было частью её формы. Она не была и ангелом, ибо за её плечами не выдавались крылья, показывая  фигуру серафима.

"Нет, - в восхищении сказал я - она создание других краев. Писание ничего не говорит о таком существе, она не ангел и не человек, а..."

"А кто?" -  сказала она.

"Я не знаю" - ответил я.

"Тогда я скажу тебе - ответила она - я скажу тебе о себе и своих спутницах. Я покажу тебе наш дом, пронесу сквозь тени небес той страны грёз, ибо небеса без Этидорпы отбрасывают тень по сравнению с этим. Смотри - сказала она - и элегантными пальцами своими сняла со своей одежды фрагмент прозрачной плёнки, которую я раньше не заметил."Видишь, это паутина, из которой был соткан мой подол, когда я шла на встречу с тобой, пройдя через зловещие коридоры  нелюбимых небес материалистов".

Она бросила его на пол и я остановился, чтобы поднять, но тщетно - пальцы мои прошли сквозь него, словно сквозь туман.

"Ты, должно быть, ангел" - заикнулся я.

Она улыбнулась.

"Пойдём - сказала она - не трать время на мысли о материалистическом рае, пойдём же со мной к той великолепной земле там вдали, и в тех неописуемых местах мы - ты и я - всегда будем странствовать вместе".

Она протянула свою руку. Поколебавшись, я прикоснулся к ней и поднёс к губам своим. Она не сопротивлялась. Я упал на колени.

"Ты должна быть моей? - воскликнул я. - Моей навсегда?"

"Да, - ответила она - если ты пожелаешь этого. Ведь тот, кто любит, будет любим в ответ".

"Я сделаю это, - сказал я - я отдаю себя тебе, будь что будет. Буду домом твоим, где бы он ни был, отдам Землю и небеса здесь и после этого я пожертвую собой. Поспешим же"- сказал я, ибо она не двигалась.

Она покачала головой и сказала: "И всё-таки ты должен быть испытан, как никогда прежде, и должен устоять против искусителя. Ты не можешь пройти на землю Этидорпы, пока не вынесешь страдания, которые испытывают только проклятые, пока не выдержишь мук жажды и не испытаешь неописуемый жар и холод. Помни предупреждение твоего спутника, хорошо запомни слова Этидорпы: ты не должен поддаваться. Чтобы служить тебе, я предстала перед тобой, чтобы предохранить тебя от каверны пьяниц, я дала тебе видение за пределом края Земли, где - если ты будешь трудиться сам - мы снова встретимся".

Она держала  две крошечные чашечки. Я вскочил на ноги и схватил одну из них, и когда взглянул на толпу, стоящую напротив, то каждая лучистая форма держала в левой руке протянутую вверх такую же чашечку. Все смотрели на моё лицо. Я взглянул на прозрачную чашку в моей руке, она была частично заполнена зелёной жидкостью. Я посмотрел на её чашку и увидел, что она содержала такую же жидкость.

Забывая о предупреждении, которое она только что произнесла, я поднёс чашку к губам и перед тем, как прикоснуться к ней, я снова посмотрел в её лицо. Прекрасное создание стояло со склонённой головой, закрыв лицо рукой, вся её форма и выражение говорила о печали и разочаровании, и она в отчаянии дрожала. Она держала руку как бы для того, чтобы оттолкнуть силуэт, который, казалось, прорывался за её фигуру, ибо позади неё с экзальтацией, злобно смотрело то же сатанинское лицо, которое встретило мой взгляд в прошлый раз, когда в присутствии множества демонов я был искушаем совершенным человеком.

Разбив вдребезги чашку об пол, я крикнул:

"Нет, я не буду пить".

Этидорпа опустилась на колени и сжала руки. Сатанинская фигура исчезла из вида. Осознавая, что мы переживаем триумф победы над искусителем, я в знак благодарности тоже упал на колени.